ВОСПОМИНАНИЯ
о ЯПОНСКОМ КИТОБОЙНОМ
ПРОМЫСЛЕ
Даже вернувшись
из Антарктики, я пару
лет всё гадал: кто же устроил
это моё путешествие
к Южному Океану?
Сомнений не было,
что сделать это могли
только Братья. Но странно
было тогда, что меня не
предупредили, как принято,
не дали «инструкций» и
пр. И никто из тех, кто имел
отношение к рыбному
ведомству, ничего мне
до времени не прояснили.
А дело
было так. После ЭКСПО-70
в Осака, Валера Лифшиц
соблазнил меня из ГОИНа
к себе старшим научным
и зав. сектором в лабораторию
промысловой океанографии
ЦНИИТЭИРХ (нии Минрыбхоза).
Прошло где-то чуть меньше
года, когда я надумал
поступить в аспирантуру
ВНИРО (институт рыбного
хозяйства и океанографии)
и взял отпуск для подготовки
к экзаменам. Вдруг меня
вызвали в министерский
отдел кадров и предложили
командировку на пол-года
международным инспектором
на японской китобойной
флотилии. От неожиданности
я спросил какую-то глупость, вроде того,
что могу ли я отказаться?
И мне очень понравился
ответ кадровика: «Можете,
но в таком случае мы будем
знать, что впредь не можем
на вас рассчитывать».
Понятно и просто! И поскольку
Япония всё больше и больше
становилась объектом
моих устремлений, мне
совсем не хотелось, чтоб
на меня «впредь не могли
больше рассчитывать».
Я быстренько согласился,
и у меня хватило ума больше
кадровика ни о чём не
спрашивать. Но любопытстов
мучило…
Однако, райком КПСС
мою характеристику тогда
не пропустил, придравшись
к тому, что не хватало
пол-месяца стажа работы
моей в ЦНИИТЭИРХе. Кончилось
это тем, что вместо «северных
вод», т.е. северной части
Тихого океана, меня через
пол года отправили на
«южный промысел», т.е. в Антарктику,
что было значительно
интереснее. Однако, ехать
туда мне пришлось в паре
не с умницей главным
китобойным инспектором
МРХ Ивановым, а с неким
Г-мТерёхиным, что, как
говорят в Одессе, оказалось
не просто «две больших
разницы»… Позже выяснилось,
что именно из-за райкома
и связанной с ними путаницы
меня не упредили,
о чём полагалось, во-время.
Думали, что у Иванова
то в рейсе будет время
мне обо всём рассказать.
Итак, мы полетели
с Терёхиным. В Шереметьево,
разговорившись с японочками,
впервые после ЭКСПО
увидел, как в течение
считанных минут проходит
начальная заторможенность
и японские фразы, слова
выплывают из памяти.
А собеседницы, как и прежде
порадовали непосредственностью
в выражении чувств и
нескрываемой жизнерадостностью.
ИЛ-62
пролетел 8015 км за 9 часов
и 40 минут. Монорельсовая
дорога «Аэропорт Ханэда
– Токио», кажется, первая,
действующая в то время,
- это два массивных монорельса
из бетона и металла, покоящиеся
на ещё более мощных опорах,
местами стоящих прямо
в воде залива. И четыре
юрких красно-белых вагончика,
пробегающих путь от
аэропорта до города
минут за двадцать. Мы
в лимузине «дёргались»
в пробках часа полтора.
Тогда это было для нас
непривычно.
Заблудиться советскому
человеку в Токио нет
никакой возможности,
ибо знаменитая вышка
Токё-тава стоит, чуть
ли не во дворе нашего
посольства. И видно её
при чистом воздухе (что
бывает, правда, нечасто)
аж из Ханэда.
Перед отходом флотилии,
из Осака прилетела Норико
с сестрой. Рассказала
о новостях. Подарила
на память фотографии
своей свадьбы.
В Токио часто встречаются,
в том числе и на Гиндзе,
магазины с различными
милитаристскими побрякушками
для коллекционеров и
не только: от тщательных
имитаций всевозможного
оружия до подлинного
обмундирования и регалий,
в основном,
ФОТО
Норико с женихом.
японской
и немецкой армий времён
второй мировой войны.
Ещё на берегу познакомились
с Кагэяма-сан. Трудно
поверить, что ему 68 лет.
Дружелюбный, весёлый,
подвижный. Только чуть
горбится. Русский язык
изучал в Харбине,
в Институте русского
языка. (Может они встречались
с П.Н. Титовым из Хьюстона?
См. Nobleman). Работал
15 лет переводчиком и канцеляристом
на лососёвом промысле.
В этой экспедиции обязанности
его формально аналогичные.
Не укачивается, но во
время штормов чувствует
себя неважно. В далёком
прошлом бывал а Находке.
В течение дня в каюту
несколько раз заходит
младший бой Коянаги.
В ослепительно белой
рубашке. Бесшумно несколькими
движениями сделает всё
необходимое, спросит
надо ли что, скажет какую-нибудь
вежливую фразу. Вскоре
пришёл капитан-директор
Иида Рикуноске (буквально
«любящий землю», в смысле
материк, сушу). С энтузиазмом
абитуриента притащил
кучу разговорников и
словарей. Хочет изучать
русский. Твёрдо могу
свидетельствовать, что
эта, в большинстве случаев,
бескорыстная черта свойственна
большинству японцев.
И
вот, мы ушли в океан на
пол-года. На следующее
после отплытия утро
состоялась церемония
начала экспедиции и
знакомства. Подходили
представляться к микрофону
группами по профессиям,
строго соблюдая иерархию.
Разумеется,
это был не «Витязь» с Братьями.
Но утешением стала возможность
для регулярных занятий
Йогой и, как результат,
очередное моё просветление.
Питались мы в офицерской
кают-компании. За столом
все смеются легко и много.
Женщины, разумеется,
тема номер один разговоров.
В начале рейса случился
курьёз. Нам с Терёхиным
подавали огромные бифштексы
и прочие мясные блюда.
А всем остальным – нормальную
японскую еду: мисо суп,
рис, яйца, овощи, рыба. Это,
конечно, было вовсе не
то, чего мне хотелось.
И из гастрономических
соображений, и из «социальных».
Напарник мой обеспокоился,
что нам за это придётся
много платить. Короче,
интересы наши совпали
и мы дружно запротестовали.
Поначалу, было мне странно,
что, обычно вежливые
и дружелюбно-предупредительные
японцы, тут, вдруг, упорно
воспротивились желанию
нашему есть за общим
столом как все. Но через
пару дней всё прояснилось.
Администрация флотилии
заботливо закупила специально
для нас эту еду на пол-года!!!
И что ж теперь было с ней
делать?! Выход нашли –
раз в неделю вся кают-компания
дружно жевала огромные
отбивные.
ФОТО
Вот он, «напарник» мой..
После этого празднования
было мне первое «предупреждение».
Неприятной частью
этой командировки оказался
напарник мой. Сам по себе
мужик не плохой и даже
весьма интересный. Но
«заботы мира сего» и алчность,
. День моего рождения.
«Куродабуси» - «Самурай
чёрного поля». Наша любимая
семейная песня.
в совокупности
с пьянством, стали источником
серьёзных проблем. В
самом начале рейса, после
первой масштабной выпивки
(мы отмечали с руководством
китобазы «День революции»,
т.е. 7 ноября) он прямо мне
заявил, что если не буду
с ним заодно, пожалею.
А кульминацией стала
идея провернуть одну
не сложную махинацию
– уговорить японцев
кое-что подтосовать
в наших финансовых документах.
По молодости, я отказался
это переводить, и мой
партнёр привёл свои
слова в исполнение.
ФОТО
1973.01.26
Вскоре
после нашего возвращения
на Родину Братья каким-то
чудом обнаружили, что
он готовит донос на меня
в КГБ. Подняли тревогу,
поставили на ноги наш
институт, включая зам.
директора Г.К.Войтоловского.
Терехину сообщили, что
его планы известны. Он
пригласил меня встретиться,
извинился и… отправил
донос по назначению!
После этого меня 17 лет
никуда дальше Камчатки
не выпускали.
Что
ещё стоит сюда добавить: … о кинофильмах…
об уколах и взвешивании…
похороны… женщин на
флоте нет… просьба о
слайдах… ванная душ
солёность воды…каюта…
ФОТО
Пересекаем
экватор. День Нептуна.
Прошло больше двух
лет, когда Юрий Викторович
Макеров в ГОИНе проговорился,
что «виновник» этой загадочной
экспедиции был снова
мой Ангел-хранитель
– парторг ГОИНа и мой
начальник отдела – Алексей
Алексееич Рыбников.
На рыбалке, выливая воду
из сапога, Иванов посетовал
Лексей Лексеичу, что
ему нужно де ехать к японцам,
вдвоём, на пол-года. И с
кем попало, очень не хочется.
Тут вот Лексей Лексеич
меня и «сдал»!
