В недрах кафедры «физики моря», т.е. среди студентов, родилась сумасшедшая идея – делать дипломы на легендарном «Витязе» - флагмане советского научного флота. Эта «голубая мечта» или, по тем временам, попросту сказка, стала былью благодаря Александру Михайловичу Гусеву. Заведующий кафедрой, депутат, альпинист, парашютист, автолюбитель и пр. и пр., а главное – чудесной Души Человек, он помог в своей жизни множеству самых разных людей и повлиял на судьбы многих молодых Членов Братства.

                                                   ФОТО 

Флагман советского научного флота, всемирно известный «Витязь». Сохранён, слава Богу, как Музей Океана в Калининграде!

   Нашим предшественникам -  курсу, на котором учился мой друг Андрей Микрюков, повезло меньше, чем нам. Они работали на других «пароходах», а мы стали первыми, кому посчастливилось участвовать в экспедиции «Витязя» и иметь «заморскую» преддиплом-ную практику.

   Число выделенных кафедре мест – 5 студентов и 2 сотрудника, было меньше, чем студентов в группе. На «нижнем» уровне эта проблема была решена очень демократично и честно – тайным голосованием отделе-ния, т.е. двух дюжин студентов-геофизиков нашего курса с кафедр физики моря, физики атмосферы и физики земной коры.

   Первым в списке стал всеобщий любимец, сибиряк, гитарист и певун Ваня Васильев. Далее шли (не ручаюсь за точность последовательности): мой особый друг Саша Гарбузов, Наташа Ермакова, Юра Грачёв и, замыкающим – автор этих строк. Всё было вполне  справедливо – я был пришельцем, новичком в группе и на отделении. К тому же, из числа «активистов», искренне веривших в «светлое будущее» и пр. В группе же нашей преобладали москвичи, ребята более ироничные, скептические и практичные, чем периферийцы. Столичная молодёжь, как водится, имела более реалистичные взгляды на жизнь и ровесник, искренне веривший в какие-то «светлые идеалы», чаще всего воспринимался как карьерист.

   Однако, нам предстояло пройти ещё несколько испытаний и много более неприятных фильтров, не имеющих ничего общего с разумом и справедливостью. Помню комично-гнусное «собеседование» в комитете комсомола Физфака. Гнусно-комичное потому, что «комитетчик» держал в руке под столом шпаргалку с «компроматом», собранным против меня «там, где надо», и задавал «наводящие» вопросы, вроде бы проверяя, сколь искренне буду я отвечать. Больше всего я был шокирован примитивной мелочностью «системы». Коронный вопрос моего «испытателя» был настолько нелеп, что он и сам немало помучился, прежде чем смог мне его задать.

   Кося глазом под стол, ме-е-кая и мыча, стараясь придать официально-серьёсный оттенок комедии, он, наконец, сформулировал что-то вроде: «Приходилось ли Вам быть замешанным в похищении грузовых буфетных тележек?» Сочетание терминов «замешанным» и «похищение» автоматически сработало на отрицание, прежде даже, чем я успел понять, о чём речь. И тут мой «следователь» восторжествовал: «А вот имеется докладная записка (читай – донос), что такого-то числа и в такое-то время Вы без спроса умыкнули грузовую тележку от факультетского буфета на втором этаже.

   Ситуации складывалась плачевная, и я рассмеялся до слёз. Ибо, когда он произнёс пароль «умыкнули» и назвал место совершения преступления, я сразу всё понял и вспомнил. Что-то мы делали на дежурстве по факультету и я, действительно, и конечно, без спросу, «умыкнул» на 5-10 минут не привязанную ручную тележку, чтоб перевезти что-то плоское. Нас ведь учили, что «круглое нужно катать, а плоское возить» (или «тащить»?).       

   Вспомнив, что действительно буфетная тётка орала, что она мне что-то ещё покажет, и, отсмеявшись, я «признался в содеянном и покаялся». Мера наказания была смягчена и меня вместе с другими  «пропустили» на следующее собеседование, т.е. на рассмотрение в парткоме МГУ.

   Мы уже клеили карты Индийского океана на стены наших комнат в общежитии, когда вдруг узнали, что Ваню Васильева и меня партком «не пропустил» (через 8 лет придурки в другом парткоме (ВНИРО) вновь «не пропустят» меня, в этот раз на ОКЕАН-ЭКСПО-75 на Окинаве в Японии, несмотря на мой уникальный вклад в создание экспозиции советского павильона).

   Но тогда в Университета рядом был Валя Алексинский. Как он мне позже сказал, тут уже «взвились» Братья. Валентин на целый день исчез с факультета, а позно вечером ввалился к нам комнату и, потребовав крепкого чаю, учинил мне допрос свой собственный, шокировав меня предварительно тем, что завтра после обеда мне предстоит беседа с Человеком, который единственный может помочь после отказа в парткоме. В момент разговора с Братьями у него не было на руках документов, и он не знал ещё, в чём состоит моя «провинность». Нужно было ему помочь помочь мне. Валентин пояснил, что найти мой «прокол» и подсказать ему версию для моего оправдания – наша задача на оставшиеся до встречи часы. Нужно вычислить, в чём меня обвинили, и найти убедительное опровержение  этому заочному приговору. (Позже в ИМЭМО и в Америке это называли «мозговая атака» или «ситан» - ситуационный анализ).   

   Мы были уверены, что о моём происхождении «им» неизвестно, а потому ночь напролёт фильтровали мою взрослую жизнь, пытаясь понять, где и за что меня «зацепили». И стало ясно, что, скорее всего, это Катя, моя первая американка. И, скорее всего, её письма ко мне «до востребования». Студенческие пожитки были невелики и мне удалось быстро найти её письма и книгу Рокуэлла Кэнта (клиента и друга её отца), с репродукциями его картин. Из всего этого при желании (!) можно было понять, что он друг СССР, подаривший нам чуть ли не все свои работы и чего-то там ещё!  

   К этому времени, отчасти и по «вине» Общества, я уже приобрёл большинство из своих иллюзий, типа «мы – молодые хозаева Земли!» и др. Прозрение социальное, т.е. видение реальностей нашей советской жизни, случилось со мной относительно поздно. Переломный момент наступил на ЭКСПО-70 в Осака. Но встретить Друга в парткоме Университета – фантастичность такого события я уже мог оценить.

   И вот, казавшееся невозможным, произошло! Это был Друг и Человек, который говорил со мной на другой день. Он должен был быть осторожен. Могла быть и аппаратура и всё, что угодно. Он не сказал мне ни слова, о том, что догадка наша о Кате верна. Но мне было ясно, что это так. Он прочитал её письма. Потом слушал меня внимательно, молча и одобрительно кивал головой, как бы подталкивая «так, так, давай…». И через несколько дней, к изумлению всей нашей группы,  загранкомиссия парткома МГУ изменила своё решение!